- Я тут подумала, почему во всяких сказках людям живется лучше.
Она держала в руках цветастую книжку и прижимала ее обеими руками к груди. Парень готов был поклясться, что такую же читал когда-то в детстве, когда ему было года три или четыре. Ну максимум пять лет.
Он знал, что стоит открыть эту книжку, как его глазам предстанут цветастые и веселые картинки, нарисованные старательной рукой художника.
Белый лист. Поверх карандаш. Поверх тушь. Поверх акварель.
Рисунок обрамлял не сложный текст, повествующий о приключениях какого-нибудь Иванушки из русской деревушки. Или рассказик про какого-нибудь Колобка. Или Кота в Сапогах.
Таких сказок было великое множество и все они умещались под твердым блестящим «детским» переплетом…
- И почему же?
- Ну вот смотри, - она грустно улыбнулась и открыла книжку на какой-то страничке. Его глазам предстал знакомый рисунок – Иванушка-Дурачок во всей красе. Вылез откуда-то из прошлого, из далекого детства.
- В сказках все люди умные и разумные. И появляется у них в один прекрасный момент такой Дурачок. В некотором царстве государстве начинает он, уникум такой, мешать жить другим, но попадает к какому-нибудь черту на куличики и тут же исправляется, становясь добрым молодцем.
Он закрыла книжку и опять сжала в руках, уперевшись подбородком в корешок.
- Ну или таких дефектных уносят гуси-лебеди, или всякие Бабки-Ежки. А у нас нет такой системы.
- Хочешь сказать, дураков слишком много и Бабки Ежки не справляются?
- Угу.
Он продолжал смотреть на обложку книги – оттуда на него гипнотически смотрело слово большими буквами «Сказки». Буквы были такими большими и выпуклыми, что казалось они сделаны из печенья. Или из пряников.
Так же ему казалось и в детстве, стоило ему прочесть эту надпись…
- Хотя, если подумать, Бабки Ежки сейчас скорее умных хавают, чем глупых…
Воцарилась минута молчания.
А ведь все, что она говорила, было чистой правдой. Раньше ели глупых. Сейчас едят умных.
Она неожиданно прервала тишину.
- У меня порой такое возникает желание… Хочется чего-то хорошего… - ему не надо было смотреть, что бы понять – ей все вокруг надоело, надоели темные тона, надоело серое небо, надоел асфальт. Вид и голос отдавали депрессией.
- Хорошего в смысле светлого? Или в смысле качественного?
- Да, светлого…
Паренек пригладил свои растрепанные черные лохмы, а в красных глазках потух его извечный озорной огонек.
- …Такого доброго и наивного.
- Я и забыл, какого это – желать чего-то светлого. Мне бы так…
- Тогда бери, - она протянула ему книжку, по-детски выпрямив руки, - Только пользуйся этим с умом, хорошо?
Он замер, боясь пошевелиться.
- Не надо.
- Почему?
- У меня это не приживется…
- Мне не жалко.
- Я не хочу, что бы оно пропало… Не растрачивайся зря…
Как бы его взгляд не был прикован к книге, как бы ему не хотелось снова почувствовать себя ребенком, живым и полным сил, он не протянет руки и не возьмет. Кулаки сжались настолько, что ногти впились в его кожу.
- Это твое. Свое я уже давно сжег и я не хочу, что бы ты так же потеряла то, что есть у тебя.
Она молча прижала книгу к груди. По ближе к сердцу. К душе.
- Извини, но мне оно уже не нужно. Просто ностальгия… Ни чего больше…
Она продолжала молчать.
- Извини. Мне надо идти. Пока.
Он развернулся и двинулся прочь. Обратно в туман. Все ближе и ближе к смогу. Все ближе и ближе к запаху бензина. К сырости дождя. К серости неба и асфальта.
На последок он бросил ей последнюю фразу, через плечо.
- Держи его при себе и ни кому не отдавай. Делись с другими, с самыми близкими, но не отдавай. Это – самое дорогое, что у тебя есть. Поняла?
В пачке осталась последняя сигарета…
Ответа ему так и не последовало…
(c) made by Kons3.14Rator & Lina